Don't worry what people think, they don't do it very often.
Я бы назвала это даже сказанием, или чем-то вроде этого. Сын сказку попросил, мама Сэм сделала. Правда Потом как-нибудь надо будет переделать как в конце вышло, с рифмой и всеми делишками.
Вот решила поделиться *___*
Сказание о русалках
На свете жили русалки,
И были они без голоса,
И хрипы только томные, доносились из горла их, как бы они ни пытались научиться говорить или петь у них не получалась.
Они выплывали на каменные глыбы, на скалы, пытаясь подражать птицам, но те улетали, только заметив приближающийся русалок.
Из своих волос и тины те вили крепкие сети, уж слишком их хотелось услышать пение птиц.
Они ловили птиц в сети, незаметно подплывая, и утаскивали под воду, каждый раз воя от несправедливости, ведь птицы тонули. Русалки таки и не могли научиться петь. Они поняли свою ошибку, впиваясь мертвенно-бледными пальцами в волосы и гладь воды содрогалась от молчаливого плача.
Проходил год за годом, русалки воровали детей с морского берега, у которых были красивые голоса, девушек, певших песни и купавшихся в темных водах .
Но стоило людям оказаться под водой и они затихали. Ужас навсегда замирал в их глазах, и не видели они скорбного плача русалок. Те трясли их за плечи, но ни звука не прорезало водную гладь.
Русалки всплывали в лунные ночи, и любой путник пугался, сотрясающим гладь звукам над водой. Крики подобные скрежету поднимались к небу, белые руки тянулись к лунному свету в мольбе подарить им голос.
И смилостивилась луна, и ударил луч с темного неба пронзая светом и гласом одну из русалок, молвившим, что должна она выйти на сушу и найти девушку, чей голос был лучше пения птичьего, легче ветра южного, мягче листьев опавших на землю. И должна русалка привести ее к остальному племени, чтоб убили они ее, забрав голос ее...
Возликовали русалки, забили по воде хвостами, пеня гладь и блестя чешуей серебристой, а избранную русалку, диву, красоты невиданной выбросило на берег, на камни острые, нагую, молчаливую, ибо ее голос не изменился. Под крики радости соплеменников, еле встала она на ноги, ведь хвостом они были.
И шаги ей давались с трудом и жуткой болью, словно резали ее ступни мягкие. Шла дева долго вдоль кромки моря, боясь отходить дальше, хотя надо было ей в замок, что стоял на горе высокой.
У рыбацкой лодки оделась она в сети серые, и пахучие старой рыбою, но все равно была прекрасней всех она с волосами длинными, хоть и с тиною.
Только за ночь добрела она до города, тихо плача, но не вымолвя и слова, чтоб не выдать себя. Даже стражники преклонились перед ней пропуская ее, и не смея спросить, откуда держит путь она.
Тихо шла она оставляя следы за собой стертых босых ног и воды морской, изучая все и ищя ее - деву сладкоголосую, но был тихим град не давая ей ни подсказки.
Даже птицы на нее бросались, камнем с неба падая, чтобы не допустить похищения, чтоб спасти от нее девушку, что сейчас по садам тихо хаживала.
И ходила русалка от дома к дому, и в окна она заглядывала, в подворотнях во всех появлялась, и стенала, от солнца пряталась. Долгий день проходил, небосклон начинал алеть, словно смерть он кому-то завещевал.
Люди шумные и небрежные, обходили русалку прекрасную и склоняли пред ней они головы, и касались ее кожи белой, хоть пугали ее до ужаса...
Тучи черные надвигались, ветер быстрый мусор гнал по мощеным дорогам, заметая следы русалочьи, поднимая одежду сетчатую, обнажая ноги кровавые.
И замолкнул вдруг ветер северный, и затихли люди шумные, и замерло солнце почти истлевшее.
Голос чистый, словно вода ключевая, тихо, ласково все наполнил вдруг, сковав каждого, кто услышал его. То была дева поющая, что в садах высоко песни пела, каждый вечер, чтоб слух всех радовать, чтобы души людей наполнять чистотой и смывать их грехи, что за день совершали они.
Чуть не вскрикнула та русалка, вспыхнул взгляд ее, чуть потухнувший, и пошла она мимо всех людей, что как статуи тихо замерли.
Каждый шаг все быстрей был, и цеплялся подол ее сетчатый, и кровили ноги сильнее все, но не чувствовала она боли совсем...
И все громче был голос прекраснейший, наполнявший ее дикой завистью, развевались волосы белые, когда перешла уж на бег она.
И оскалилась улыбкою страшною, и покрылась вся пятнами трупными, ведь кончалось уже заклинание, что с небес ей было дано.
И раздвинув кусты терновника, и царапаясь, прорывалась она, сквозь все ветки и листья колючие, не жалея себя ни волос своих.
И звенел голос искренний и все ближе он был, пробирающим был и волшебным, завораживающим... смертельным.
У видела русалка, диво дивно - деву красную, что сама была как голос ее, с волосами в траве теряющимися... но изъян был у ней лишь единственный, объясняющий почему она лишь в садах была...
Очи бледные не светились, бельма белые, сковали глаза ее, и не видела дева оная ничего вокруг...
Подошла к ней русалка строптивая, и взяла ее руку тонкую, повела за собой, через город весь, между люда, что стоял очарованный ее голосом.
Пела дева прекрасная, слепо шла за ней, подвластная и послушная, спотыкаясь и падая... Голос лился ее как в последний раз, и завыли ветра о погибели, и вскричали птицы белый, и кидались они на русалку жестокую
Та вела ее, молча слушая, и кольнуло ее сердце мертвое, и рождалась тоска в нем болючая, словно гной земной, вытекающий.
Тихо плача она, все вела ее, крепче стискивая руку белую, и впиваясь пальцами смердными. Долг в ней жил, долг русалочий, долг всего племени, и последние шаги делала через силу она…
Ликовали русалки, как бешеные, и кричали они гласом чудовищным, призывая войди из в воду скорей, разорвать на куски плоть певицы той.
Поняла, что случится девушка, слепо глаза ее шарили, голос дивный терялся в ужасе гласов скрипучих, русалочьих. И винила себя приведшая ее, и скорбела она, уж наслушавшись, песни той удивительной, очищающей.
И вспенилось море ужасно и вопили русалки, и скалились и кидались на берег каменный, чтобы первой кому-то досталась дева дивная.
Чары спали с русалки плачущей, ноги в хвост превратились чешуйчатый, и упала на гальку горячую, и вскричала голосом истинным, чтоб бежала девушка белая.
Но вспенилось море глубокое, и русалачьи руки бледные все по камням ползли, по склизким, и цеплялись за волосы длинные.
Вспыхнул город, что на горе стоял том, закричали люди жестокие, и покинули город темный, чтоб отбить свою правду и истину.
Но уже по колено стояла, в воде пенистой, дева, и плакала, напевая совсем уж тихую, песню грустную, бессловесную.
И погасло солнце красное, не успели люди кричащие, поглотила пучина черная, деву дивную и русалок всех радостных.
Лишь осталась одна русалка, что на гальке лежала уморена. Вся в сетях с нее не исчезнувших, с кожей серою, чуть истлевшею.
И забили ее люди палками, не кричала она и не плакала, лишь с тоскою смотрела на гладь синюю...
На закате своей жизни думала, что не правильно поступила она, на закате своих чувств ощущала она, как связки ее меняются, и последний вздох хриплый вырвался, но не был он никем услышанный...
И с тех пор люди в море повадились, отыскать бы диву прекрасную, что своим чарующим пеним всех излечивала, души гнойные восстанавливала, но все гибли они в пене белой, за русалками прыгая... сладкоголосыми.

Вот решила поделиться *___*
Сказание о русалках
На свете жили русалки,
И были они без голоса,
И хрипы только томные, доносились из горла их, как бы они ни пытались научиться говорить или петь у них не получалась.
Они выплывали на каменные глыбы, на скалы, пытаясь подражать птицам, но те улетали, только заметив приближающийся русалок.
Из своих волос и тины те вили крепкие сети, уж слишком их хотелось услышать пение птиц.
Они ловили птиц в сети, незаметно подплывая, и утаскивали под воду, каждый раз воя от несправедливости, ведь птицы тонули. Русалки таки и не могли научиться петь. Они поняли свою ошибку, впиваясь мертвенно-бледными пальцами в волосы и гладь воды содрогалась от молчаливого плача.
Проходил год за годом, русалки воровали детей с морского берега, у которых были красивые голоса, девушек, певших песни и купавшихся в темных водах .
Но стоило людям оказаться под водой и они затихали. Ужас навсегда замирал в их глазах, и не видели они скорбного плача русалок. Те трясли их за плечи, но ни звука не прорезало водную гладь.
Русалки всплывали в лунные ночи, и любой путник пугался, сотрясающим гладь звукам над водой. Крики подобные скрежету поднимались к небу, белые руки тянулись к лунному свету в мольбе подарить им голос.
И смилостивилась луна, и ударил луч с темного неба пронзая светом и гласом одну из русалок, молвившим, что должна она выйти на сушу и найти девушку, чей голос был лучше пения птичьего, легче ветра южного, мягче листьев опавших на землю. И должна русалка привести ее к остальному племени, чтоб убили они ее, забрав голос ее...
Возликовали русалки, забили по воде хвостами, пеня гладь и блестя чешуей серебристой, а избранную русалку, диву, красоты невиданной выбросило на берег, на камни острые, нагую, молчаливую, ибо ее голос не изменился. Под крики радости соплеменников, еле встала она на ноги, ведь хвостом они были.
И шаги ей давались с трудом и жуткой болью, словно резали ее ступни мягкие. Шла дева долго вдоль кромки моря, боясь отходить дальше, хотя надо было ей в замок, что стоял на горе высокой.
У рыбацкой лодки оделась она в сети серые, и пахучие старой рыбою, но все равно была прекрасней всех она с волосами длинными, хоть и с тиною.
Только за ночь добрела она до города, тихо плача, но не вымолвя и слова, чтоб не выдать себя. Даже стражники преклонились перед ней пропуская ее, и не смея спросить, откуда держит путь она.
Тихо шла она оставляя следы за собой стертых босых ног и воды морской, изучая все и ищя ее - деву сладкоголосую, но был тихим град не давая ей ни подсказки.
Даже птицы на нее бросались, камнем с неба падая, чтобы не допустить похищения, чтоб спасти от нее девушку, что сейчас по садам тихо хаживала.
И ходила русалка от дома к дому, и в окна она заглядывала, в подворотнях во всех появлялась, и стенала, от солнца пряталась. Долгий день проходил, небосклон начинал алеть, словно смерть он кому-то завещевал.
Люди шумные и небрежные, обходили русалку прекрасную и склоняли пред ней они головы, и касались ее кожи белой, хоть пугали ее до ужаса...
Тучи черные надвигались, ветер быстрый мусор гнал по мощеным дорогам, заметая следы русалочьи, поднимая одежду сетчатую, обнажая ноги кровавые.
И замолкнул вдруг ветер северный, и затихли люди шумные, и замерло солнце почти истлевшее.
Голос чистый, словно вода ключевая, тихо, ласково все наполнил вдруг, сковав каждого, кто услышал его. То была дева поющая, что в садах высоко песни пела, каждый вечер, чтоб слух всех радовать, чтобы души людей наполнять чистотой и смывать их грехи, что за день совершали они.
Чуть не вскрикнула та русалка, вспыхнул взгляд ее, чуть потухнувший, и пошла она мимо всех людей, что как статуи тихо замерли.
Каждый шаг все быстрей был, и цеплялся подол ее сетчатый, и кровили ноги сильнее все, но не чувствовала она боли совсем...
И все громче был голос прекраснейший, наполнявший ее дикой завистью, развевались волосы белые, когда перешла уж на бег она.
И оскалилась улыбкою страшною, и покрылась вся пятнами трупными, ведь кончалось уже заклинание, что с небес ей было дано.
И раздвинув кусты терновника, и царапаясь, прорывалась она, сквозь все ветки и листья колючие, не жалея себя ни волос своих.
И звенел голос искренний и все ближе он был, пробирающим был и волшебным, завораживающим... смертельным.
У видела русалка, диво дивно - деву красную, что сама была как голос ее, с волосами в траве теряющимися... но изъян был у ней лишь единственный, объясняющий почему она лишь в садах была...
Очи бледные не светились, бельма белые, сковали глаза ее, и не видела дева оная ничего вокруг...
Подошла к ней русалка строптивая, и взяла ее руку тонкую, повела за собой, через город весь, между люда, что стоял очарованный ее голосом.
Пела дева прекрасная, слепо шла за ней, подвластная и послушная, спотыкаясь и падая... Голос лился ее как в последний раз, и завыли ветра о погибели, и вскричали птицы белый, и кидались они на русалку жестокую
Та вела ее, молча слушая, и кольнуло ее сердце мертвое, и рождалась тоска в нем болючая, словно гной земной, вытекающий.
Тихо плача она, все вела ее, крепче стискивая руку белую, и впиваясь пальцами смердными. Долг в ней жил, долг русалочий, долг всего племени, и последние шаги делала через силу она…
Ликовали русалки, как бешеные, и кричали они гласом чудовищным, призывая войди из в воду скорей, разорвать на куски плоть певицы той.
Поняла, что случится девушка, слепо глаза ее шарили, голос дивный терялся в ужасе гласов скрипучих, русалочьих. И винила себя приведшая ее, и скорбела она, уж наслушавшись, песни той удивительной, очищающей.
И вспенилось море ужасно и вопили русалки, и скалились и кидались на берег каменный, чтобы первой кому-то досталась дева дивная.
Чары спали с русалки плачущей, ноги в хвост превратились чешуйчатый, и упала на гальку горячую, и вскричала голосом истинным, чтоб бежала девушка белая.
Но вспенилось море глубокое, и русалачьи руки бледные все по камням ползли, по склизким, и цеплялись за волосы длинные.
Вспыхнул город, что на горе стоял том, закричали люди жестокие, и покинули город темный, чтоб отбить свою правду и истину.
Но уже по колено стояла, в воде пенистой, дева, и плакала, напевая совсем уж тихую, песню грустную, бессловесную.
И погасло солнце красное, не успели люди кричащие, поглотила пучина черная, деву дивную и русалок всех радостных.
Лишь осталась одна русалка, что на гальке лежала уморена. Вся в сетях с нее не исчезнувших, с кожей серою, чуть истлевшею.
И забили ее люди палками, не кричала она и не плакала, лишь с тоскою смотрела на гладь синюю...
На закате своей жизни думала, что не правильно поступила она, на закате своих чувств ощущала она, как связки ее меняются, и последний вздох хриплый вырвался, но не был он никем услышанный...
И с тех пор люди в море повадились, отыскать бы диву прекрасную, что своим чарующим пеним всех излечивала, души гнойные восстанавливала, но все гибли они в пене белой, за русалками прыгая... сладкоголосыми.

@темы: Чей-то я навоял? Оо, Личка
Красиво и печально, как у Толкиена.
Хахах, мне тоже это постоянно говорят)))